"Отец мой, старый коммунист, был неисправимым атеистом. О Боге слышать не хотел. По этому поводу между ним и моей матерью, женщиной набожной, частенько вспыхивали семейные ссоры.
- Когда ты наконец, уберешь эту проклятую икону? - говорил он ей в сердцах. - Что скажут мои подчиненные, если узнают, что их начальник держит в доме образа?
(отец тогда работал на судостроительном заводе мастером слесарного участка).Но мать только отмахивалась от этих надоевших ей слов. И как бы в пику ему, не раз повторяла:
- А мне наплевать, что скажут твои товарищи. Я верила, верю и буду верить в Бога. А икону, хоть убей, не сниму.
Было это давно, в начале тридцатых годов, когда на заре советской власти широко развернулась беспощадная борьба с религией. Церкви закрывались, использовались под различные склады, а некоторые из них просто разрушались.
Однажды (дело было к вечеру) отец пришел с работы с двумя товарищами. Мать в это позднее время топила русскую печку.
- Ты бы сообразила для нас кое-какую закусочку, - попросил он. - Понимаешь, мать, премию получили. Надо бы немножко, того, обмыть ее.
Вскоре на столе появилась квашеная капуста, соленые огурцы, хлеб, нарезанный толстыми ломтями. Выпили по первой, потом по второй - и пошли нескончаемые разговоры о том, о сем, а главное - о производственных делах. И тут неожиданно с губ отца сорвалось неприличное слово. Мать от печки, на всю избу, укоризненно произнесла:
- Побойся Бога, отец! Как тебе не стыдно, а еще коммунист...
Батя резко повернулся, молча встал и быстрыми шагами направился в спальню, на ходу бормоча:
- Бога я должен бояться?
Ты еще не сняла икону? Ну, хорошо! Тогда это сделаю я!Он сорвал со стены икону и бросил ее в печку, где жарким пламенем пылали березовые поленья. Мать обожглась, но все-таки успела спасти икону. Правда, все углы ее заметно обуглились.
- Тебя покарает Бог! Помяни мое слово, - вся в слезах промолвила она, оттирая рукавом поношенной кофты обожженную икону.
...Как-то в дни своего отпуска собрался отец в лес за грибами. Мать всячески отговаривала его. Говорила: "Не ровен час, гроза разразится. Эвон как громыхает". Действительно, с самого раннего утра издалека доносились глухие раскаты грома. "Уж коли тебе не сидится дома, - примирительным тоном продолжала мать, - то шел бы ты на Волгу..."
Накануне вечером он заготавливал на зиму дрова. Теперь их надо было расколоть на плахи и уложить для просушки в штабеля. Вот эта неотложная работа и ждала отцовских рук. Послушав мать, он отправился на берег Волги, обещая к обеду вернуться домой. К этому часу мать согрела самовар, и вся наша многочисленная семья уселась за стол, надеясь, что вот-вот заявится и глава семьи. Ярко светило солнце и при этом шел прямой теплый дождь. Такое явление природы я больше не встречал в своей жизни. Но вдруг ослепительно сверкнула молния, и гром резанул так, что на столе подпрыгнули и зазвенели чашки.
Мать испуганно перекрестилась, тихо прошептала: "Господи, помилуй! Спаси и сохрани!"
И уже через несколько минут мы увидели, что в наш двор сворачивают бегущие ребятишки и в раскрытое на кухне окно громко кричат: "Тетя Шура, вашего отца убило! Грозой!"
Мы выскочили на улицу и во весь дух помчались на берег Волги. Там уже толпился народ. Возле дров, лицом кверху, с открытыми глазами лежало бездыханное тело нашего отца с широко раскинутыми руками. Весь он был черный, словно уголь. Картина страшная, она до сих пор стоит в моих глазах, хотя с тех пор прошел не один десяток лет.
Потом уже, по прошествии некоторого времени, мать то и дело горестно вздыхала: "Напрасно отговаривала его пойти в лес. Напрасно. Глядишь, остался бы живой".
Затем надолго умолкала, после чего упрямо твердила одно и то же: "Бог, он ведь все видит. В Бога надо верить".
Уже став взрослым, я часто спорил со своей матерью, доказывая ей, что Бога нет. Но она, как умела, пыталась убедить меня в обратном. И всегда приводила пример с моим отцом, которого, по ее мнению, так жестоко наказал Всевышний.
Как знать, может быть, она была права."
Малов Юрий Васильевич, Ветеран войны, г. Рыбинск Ярославской области
Свежие комментарии